Оценить б/у автомобиль

Чтобы на первом же свидании ты не запал на первую же развалюху, мы решил рассказать тебе куда и с какой целью в первую очередь нужно заглядывать своему будущему железному коню.

1. Возьми в руки технический паспорт.
Посмотри год выпуска по паспорту, а потом проверь его через идентификационный номер (VIN). «У многих иномарок год также указан на крепежных элементах ремней безопасности и стеклах», – добавляет эксперт. Далее сверяй номер кузова под капотом и в салоне (например, под сиденьем переднего пассажира) и номер двигателя.

2. Открой капот.
Все, что находится под ним, должно быть чистым. «Пыль и грязь может скрывать течи масла, – предупреждает Сергей. – И обрати внимание на наличие грязи возле шляпок болтов и пластмассовых защелок».

3. Проверь все щели между элементами кузова.
Во всех автомобилях (даже отечественных) щели должны быть одинаковой ширины по всей их длине.

4. Осмотри все колеса.
Резина на них должна быть изношена равномерно. «Иначе у авто проблемы с ходовой частью», – уверен эксперт.

5. Осмотри кузов на предмет однотонности деталей.
Окраска – верный признак того, что авто побывало в ДТП. Цвет везде одинаков? Машину могли окрасить целиком – сравни с цветом краски под резиновыми уплотнителями на стеклах, крышке багажника и дверях. Осмотри все резиновые и пластиковые детали – на них не должно быть следов краски.

6. Открой и закрой все двери.
Это должно получаться с одним и тем же усилием и звуком. Если нет – скорее всего, кузов поврежден.

7. Взгляни на лонжероны.
Сбитая краска или мелкие «складки» на поверхности металла говорят о том, что их вытягивали после ДТП

8. Заведи мотор.
Если на улице стоит сухая и теплая погода, стоит проверить дым от выхлопных газов. Сергей Ткачев объясняет: «На холостом ходу дыма из выхлопной трубы практически не должно быть видно. При нажатии на газ дым должен появиться, но бледно-сизого цвета. Черный дым – неисправность топливной системы, синий – в камерах сгорания масло, густой белый дым – тосол или вода».

9. Теперь поехали!
Прислушайся к машине. «При сбрасывании газа появляется ноющий звук – значит, изношены шестерни. Скрежет при переключении – изношены синхронизаторы. Ноющий звук при переключении – изношен дифференциал или редуктор. Стук при изменении нагрузки – изношены крестовины карданного вала», – объясняет эксперт.

10. Резко затормози на сухом асфальте.
Машину не должно уводить в сторону. Если осматриваешь модель с ABS, резина не должна «визжать» при торможении. Потом выйди и осмотри тормозной след: линии должны быть симметричны.

11. Найди прямой и ровный участок дороги и Отпусти руль.
Если машину уводит в сторону – нарушена геометрия подвески или кузова. Если не уводит, но руль стоит с небольшим поворотом – значит, рулевая колонка повернулась относительно рейки. Такое бывает, когда на большой скорости наедешь на препятствие.

Очень интересные вещи без которых можно обойтись

Очень интересные вещи без которых можно обойтись, но с ними значительно веселее.

Tesla: самозаряжающаяся электро-зажигалка, которая работает везде и всюду

По заявлению разработчиков, система является комбинацией электромагнитной индукции и электрической дуги в алюминиево-магниевом корпусе. Как уже говорилось выше, все, что нужно делать — это трясти зажигалку перед использованием. 

Работать зажигалка может практически в температурном диапазоне от -40° C до + 50° C.



Для чего можно использовать такой девайс? Для банального прикуривания сигарет. Кроме того, можно поджигать бумагу — это очень пригодится для тех людей, кому приходится разводить костры. Зажигательная смесь есть не всегда, спички или обычные зажигалки тоже имеют свойство заканчиваться или истощать свой ресурс. А здесь — почти вечное устройство, которое не боится ни воды, ни пыли, ни ударов. Да и внешнее питание ему не нужно.

Как здороваются люди в разных странах мира

Year in review: Ebola vaccines on the way

SCOURGE  Following the Ebola outbreak that ravaged West Africa until early 2015, killing more than 11,000 people, scientists are closing in on developing vaccines to protect against ebolavirus (above, in blue). 

Two front-runners show promising results

BY 

MEGHAN ROSEN

The race to develop Ebola vaccines closed in on the finish line this year, as scientists tested two candidates that could ultimately be stockpiled for future outbreaks. Both vaccines target a protein made by Zaire ebolavirus, the virus that raged through West Africa in 2014 and early 2015, killing more than 11,000 people (SN: 12/27/14, p. 14). The epidemic now appears under control across West Africa, with only a few cases in Liberia.

One vaccine relies on a live, replicating virus to stimulate an immune response in patients. In August, researchers testing it reported results from the largest Ebola vaccine trial to date to show evidence of protection: a study of 7,651 Guinean adults. None of the people vaccinated immediately after a close contact was diagnosed with Ebola became infected with the virus (SN: 9/5/15, p. 6).

The other vaccine uses a virus that can’t replicate. In November, Myron Levine, a vaccine researcher at the University of Maryland School of Medicine in Baltimore, and his colleagues demonstrated the vaccine’s safety in a trial of U.S. and West African participants. A single high dose was enough to rally molecular troops to fight the virus, the team reported in the Lancet Infectious Diseases.

Among the vaccines in the works, Levine says, these two are the frontrunners and may be close to receiving approval from the U.S. Food and Drug Administration. “I’m hoping that in 2016 we see the two main first vaccines approved,” Levine says.

Цвет интерьера и характер

Дизайнеры полагают, что цвет интерьера напрямую зависит от характера его владельца. Поэтому перед тем, как оформлять то или иное пространство специалисты интересуются, какие колеры вызывают у клиента приятные эмоции, а каких цветов лучше избегать. Путём множественных экспериментов, вычислений и наблюдений колористы пришли к тому, что существует четыре основных интерьерных психотипа. Мы решили рассмотреть каждый из них под прицелом, и понять в чём их отличия.

Нежные пастельные оттенки

Пастельные оттенки в интерьере встречаются достаточно часто. Считается, что владелец пространства, в котором преобладают приглушённые оттенки зелёного, абрикосового и синего, является молчаливым, скромным и застенчивым человеком. Также такие люди любят природу и в их доме всегда найдётся место для цветочного горшка.

Профессор Техасского университета дизайна интерьеров Рон Рид (Ron Reed) считает, что пастельные оттенки наиболее гармоничны для восприятия. Происходит это благодаря снижению интенсивности ярких и насыщенных цветов.

Чтобы немного принести в пастельное пространство динамику и энергию, можно использовать мебель и декор с коричневыми, оранжевыми или жёлтыми акцентами.

Яркие и насыщенные оттенки солнца

Энергичные люди, которые находятся всегда в хорошем настроении, зачастую выбирают для своего интерьера тёплые солнечные оттенки. Так утверждает Литрис Айсмен, исполнительный директор института цвета Pantone. К таким оттенкам относят насыщенный персиковый, оранжевый и жёлтый.

Также специалисты считают, что люди предпочитающие солнечные оттенки, очень свободолюбивы, ценят свободу и отличаются острым умом. Помимо этого, тёплые оттенки создают в интерьере уютную атмосферу и стимулируют аппетит.

Чтобы сбалансировать солнечный интерьер, необходимо добавить в пространство синие, зелёные, серые или чёрные акценты.

Спокойные нейтральные оттенки

Есть цвета, которые никогда не выйдут из моды, они вне времени и тенденций. К таковым относятся коричневый, бежевый, серый, классический белый и цвет слоновой кости. Подобную цветовую гамму в интерьере выбирают взвешенные люди с практичным подходом к жизни. Они не гонятся за модными трендами и знают, чего хотят в жизни.

Некоторым может показаться, что монотонный интерьер – это скучно, но есть несколько хитрых приёмов, которые помогут избежать скуки. Например, необходимо использовать фактурную мебель или предметы декора, изготовленных из разных интересных материалов. Это может быть ворсистый ковёр, шершавые деревянные панели, стеклянные вазы, бархатная обивка.

Оттенки драгоценных камней

Для творческих людей зачастую мало пастельных или нейтральных оттенков. Они любят насыщенные колеры изумрудов, рубинов и топазов. Если в интерьере человека преобладают насыщенные бархатные оттенки, то он является неординарной, творческой и чувственной личностью.

Интересным свойством глубоких оттенков является то, что они могут умело скрывать различные дефекты пространства. Плюс ко всему, они способствуют созданию комфортной обстановки в доме. 

Sex shouldn't be widespread in nature, but a new study shows why it is

It is not just an emotional mystery; its very existence poses a deep question

GUILT-FREE intercourse may, as Philip Larkin wrote, have begun in 1963, but sexual reproduction has been around a good deal longer than that. About two billion years ago single-celled organisms began exchanging and mixing up genetic information in ways modern biologists recognise as rudimentary forms of sex—though it would be well over a billion years more before animals evolved nervous systems that would let them derive any pleasure from it. Yet the question of why sex exists at all remains troublesome. A creature which reproduces asexually passes on all of its genes to each of its progeny. One that mates with another, by contrast, passes on only half of them. On the face of things that is a huge selective disadvantage. There must therefore, evolutionary biologists believe, be equally huge compensating benefits.

Two ideas exist about what these might be. One is that the genetic variety sex creates prevents parasites and pathogens evolving a single, optimum technique for exploiting a host species. This is the “Red Queen” hypothesis, an allusion to a character in “Through the Looking-Glass” who had to run as fast as she could to stay in the same place. The other idea is that the continual mixing of genes from generation to generation separates good and bad mutations, permitting the bad ones to be purged by natural selection without taking the good ones along for the ride. This process was described by Joel Peck, one of its progenitors, as plucking rubies from rubbish.

“Plucking rubies” and the “Red Queen” are not mutually exclusive. Both could be true. But, while the queen has experimental evidence to back her up, rubies have had little such validation. Until now. For Michael Desai of Harvard University believes he has demonstrated such plucking experimentally in brewer’s yeast. This is a well-understood experimental organism and one ideal for Dr Desai’s purpose because it can reproduce both sexually and asexually. Studying the switch between the two modes, he hoped, might illuminate the purging process. And, as he and his team write in Nature, it has.

Despite having two sexes, known as mating types a and alpha, yeast’s default mode of reproduction is asexual, so Dr Desai’s first task was to work out a way to turn his yeast cells on to sex, as it were. He did this by adding to their DNA genes for resistance to two antibiotics, hygromycin and G418, and arranging for this resistance to be turned on only when the gene for mating was also active. Adding the antibiotics to the yeast’s growth medium meant only sexually active yeast cells could survive.

This done, he and his team set up 24 lines of this modified strain (12 of mating type a and 12 alpha) and let them grow for six months, a period that corresponds to about 1,000 yeast generations. Six lines of each mating type were forced to undergo sexual reproduction every 90 generations, by mixing the sexes together and adding the antibiotics. Others were left to carry on cloning themselves. At these 90-generation break points the researchers also sampled each line to look for any genetic mutations that had arisen in the intervening period. Such mutations are the stuff of evolution, and Dr Desai hoped they might tell the story of why, in an evolutionary sense, sex works.

They did. The researchers found, as predicted, that when a beneficial mutation appeared in a few of the asexually reproducing cells, it would spread only if its positive effects outweighed the negative effects of any deleterious mutations that appeared in the same cells. Even if a good mutation prospered, it did so slowly, as any bad mutations associated with it came along for the ride when the genome it was in passed from one generation to the next.

In the sexual yeast population however, good and bad mutations often went their separate ways when the parent cell’s genome was chopped up and mixed around during reproduction. This permitted different combinations of good and bad mutations to pass to the genomes of different offspring of the same parent cells. That made it easier, in an evolutionary sorting of wheat from chaff, for the good mutations to spread, even if they first appeared in bad company. So, as evolutionary theory predicts, over the course of the experiment genomes containing deleterious mutations disappeared and positive mutations accumulated in the genomes of cells that remained.

The crucial test, though, came at the end of the experiment, when Dr Desai compared the asexual to sexual strains. In every case, the descendants of sexually reproducing yeast cells bested their asexual rivals in the competition for food and resources. His experiments thus confirm that the ruby hypothesis works—at least, in a laboratory. That puts it on an equal footing with the Red Queen. What goes on in the wild, though, has yet to be determined.

HOMEOPATHY IS A “THERAPEUTIC DEAD-END” SAYS BRITISH SCIENTIST

Vials From A 19th-Century Homeopathic Medicine Chest

COULD THE TREATMENTS BE LOSING STEAM IN THE U.S., TOO?

By Alexandra Ossola

Homeopathy, the form of alternative medicine in which proponents claim that small doses of natural substances can cure patient’s ailments, has come under fire recently—Australia deemed the practice “useless” in 2014, and last year the FDA considered cracking down on unregulated treatments sold over the counter. Now homeopathy has received another blow: Paul Glasziou, a professor of evidence-based medicine at Bond University in the United Kingdom, called homeopathy a “therapeutic dead-end," according to a blog post published on the website of the British Medical Journal last week and covered by The Independent.

When Glasziou first started weighing the evidence for homeopathy, he writes, he had an open mind: “I had begun the journey with an “I don’t know” attitude, curious about whether this unlikely treatment could ever work.” But after considering 57 review studies that covered a total of 176 trials, he found no evidence that any of the experiments showed any positive results beyond the placebo effect. And while the placebo effect is certainly powerful enough in its own right, it can’t stop the spread of infectious diseases like HIV or malaria. Delaying effective treatments in the hope that a homeopathic remedy will work is dangerous and risky, Glasziou writes.

But as scientists and journalists increasingly tout the lack of evidence supporting homeopathy, it’s still big business in the U.S. 50 percent of Americans use some form of alternative medicine, supporting an industry of $34 billion per year, according to a 2013 book by Paul Offit, an infectious disease expert at the Children’s Hospital of Philadelphia. But now, consumers have started to wonder about the efficacy and contents of other alternative treatments like nutritional supplements. And regulators in the FDA are paying more attention.

By calling homeopathy a "therapeutic dead-end," Glasziou implies that enough resources have been spent trying to prove that homeopathy works and it's time to use that funding to discover treatments that might be more effective than mere placebo. If that happens, maybe the tide will slowly shift away from homeopathy in the U.S., too.

Как хранить продукты

Building a Full-Blown Human Body-on-a-Chip

\

A human lung-on-a-chip.

Harvard's Wyss Institute

Scientists have long experimented with organs-on-chips: tiny representations of human organs, such as lungs, hearts and intestines, made from cells embedded on plastic about the size of a computer memory stick. Channels lined by living vascular cells then mimic the body’s circulatory system. But our bodies are complex systems of organs, so testing drugs on individual miniature organs only goes so far. Researchers now are aiming for something more: full-blown human bodies-on-chips.

Harvard’s Don Ingber wants to use the Interrogator to combine at least 10 organ chips into one system. The more organs they can combine, the closer they’ll be to a real human body.

Harvard’s Wyss Institute

The kick-start came from the U.S. Department of Defense, which wanted a quick and effective way to develop and test drugs and vaccines against biological and chemical weapons. So federal agencies funded various projects to develop chips representing all the major organ systems. Each organ-on-a-chip hosts real human tissue kept alive by a synthetic circulatory system. Join enough of them together, and you’ve got a high-tech stand-in for the human body.

Researchers at Harvard’s Wyss Institute have 12 different organ chips in development, representing everything from lungs to skin. They’re working to combine 10 of them that will operate as a system for at least four weeks in an instrument called the Interrogator (named after its ability to analyze, or interrogate, how they work together). Don Ingber, the institute’s director, says he and his colleagues already have succeeded in coupling two different pairs of chips — lung-liver and lung-heart — a key step toward the ultimate goal.

“These platforms are designed to be as close to human as you can get, but enable experimental manipulation,” says D. Lansing Taylor, director of the University of Pittsburgh Drug Discovery Institute. Taylor is growing miniature livers that will be used to help re-create the body’s main system for drug absorption and metabolism.

Human bodies-on-chips would have applications far beyond drug development. For instance, toxicologist Thomas Hartung of Johns Hopkins hopes that connecting his minibrains to other micro-organs will show how toxins affect neural development and how they’re processed in the body. Conducting such brain experiments on animals is expensive and time consuming — and on people, it’s impossible.

Enter the human bodies-on-chips.

---

Nortis

Liver

Minilivers from Pittsburgh’s D. Lansing Taylor mimic a liver’s cell-generation and detoxification abilities. They’ll be part of a three-organoid connection that will link up minilivers, minikidneys and mini-intestines to re-create the body’s main system for processing drugs.

Thomas Hartung and David Pamies/Johns Hopkins University

The Brain

Thomas Hartung of Johns Hopkins is growing miniature brains that contain the same kinds of cells (left) found in full-size brains. Hartung hopes to build a brain-on-a-chip that can eventually plug into the Interrogator. 

Lung

The lung-on-a-chip was the first human organ to be scaled down to chip form. Ingber’s design, which should work with the Interrogator, re-creates the lung’s processes with living cells.

Nortis

Kidney

Taylor’s minilivers also should combine with these miniature kidneys-on-chips, developed by scientists at the University of Washington. 

Olga Kovbasnjuk

Intestines

Fellow Johns Hopkins researcher Mark Donowitz, meanwhile,is working on the third part of the system, re-creating the functions of intestine cells (above). Researchers aim to combine every major organ system to create a true human body-on-a-chip stand-in. 

Bone Marrow

Bone marrow-on-a-chip can successfully manufacture blood cells. 

Lasers Could Send A Wafer-Thin Spaceship To A Star

DIRECTED ENERGY MAY BE THE KEY TO RAPID INTERSTELLAR TRAVEL

By Charles Q. Choi

Lasers are now advanced enough to help launch interstellar space probes, researchers say.

Scientists calculate that a gram-sized laser-propelled space probe could reach more than 25 percent of the speed of light and arrive at the nearest star in about 20 years.

The Voyager 1 spacecraft launched in 1977 is finally leaving the solar system after 37 years of flight at a speed of roughly 38,000 miles per hour or less than 0.006 percent the speed of light. This suggests that with conventional propulsion technology, humanity will never reach even the nearest stars, says experimental cosmologist Philip Lubin at the University of California, Santa Barbara.

Lubin and his colleagues suggest that, instead, lasers could accelerate small probes to relativistic — that is, near-light — speeds, reaching nearby stars in a human lifetime. "No other current technology offers a realistic path forward to relativistic flight at the moment," Lubin says.

The problem with all thrusters that current spacecraft use for propulsion is that the propellant they carry with them and use for thrust has mass. Interstellar spacecraft require a lot of propellant, which makes them heavy, which requires more propellant, making them heavier, and so on.

Photon drives instead involve equipping spacecraft with mirrors and depending on distant light sources for propulsion. Solar sails rely on light from the sun, while laser sails count on powerful lasers.

Lubin acknowledges that photon drives are nothing new — in a letter to Galileo Galilei in 1610, Johannes Kepler wrote, "Given ships or sails adapted to the breezes of heaven, there will be those who will not shrink from even that vast expanse." What is new, Lubin says, is that recent, poorly appreciated breakthroughs in laser technology suggest they can now accelerate spacecraft to relativistic speeds.

Breakthroughs in laser technology suggest they can now accelerate spacecraft to relativistic speeds.

The advance that Lubin's approach depends on involves laser arrays. Instead of building one extremely powerful laser — a technologically challenging feat — researchers now can build phased arrays that are made of a large number of relatively modest laser amplifiers that can sync up to act like a single powerful laser. This strategy also eliminates the need for a single giant lens, replacing it with a phased array of smaller optics.

The researchers envision a phased array of currently existing kilowatt-scaleytterbium laser amplifiers that can scale up gradually, adding lasers over time. For instance, a current 1- to 3-kilowatt ytterbium laser amplifier is about the size of a textbook and weighs roughly 5 kilograms.

Eventually, the scientists calculate that a 50- to 70-gigawatt array that is 10 kilometers by 10 kilometers large in Earth orbit could propel a gram-sized wafer-like spacecraft with a 1-meter-wide sail to more than 25 percent of the speed of light after about 10 minutes of illumination, which could reach Mars in 30 minutes and Alpha Centauri in about 20 years. The researchers suggest this array could launch roughly 40,000 relativistic wafer-sized probes per year — each "wafersat" would be a complete miniature spacecraft, carrying cameras, communications, power and other systems.

The same array could propel a 100-ton spacecraft — about the mass of a fully loaded space shuttle, sans rockets — with a 8.5-kilometer-wide sail to about 0.2 percent of the speed of light after about 15 years of illumination. However, it would take about 2,200 years to reach Alpha Centauri at those speeds. Lubin suggests a larger array would make more sense for a human interstellar trip in the distant future, "but I personally do not see this as a priority until many robotic probes have established a need to do so."

A major problem with this strategy is braking — the researchers currently have no way to slow down these laser-driven spacecraft enough for them to enter into orbit around the distant planets that they are dispatched to. The first missions that accelerate to relativistic speeds may have to simply fly by targets and beam back their data via lasers, Lubin notes.

Lubin notes there are many additional uses for such a laser array other than space exploration. For example, it could deflect asteroids away from Earth, or blast debris out of orbit to prevent it from threatening spacecraft, astronauts and satellites.

They are currently testing to show that small lasers can stop asteroids from spinning.

The researchers stress that they are not proposing to immediately build the largest system. They are currently testing small lasers on asteroid-like rock samples to show that such systems can stop asteroids from spinning, work that could help one day wrangle asteroids for exploration.

If lasers are the only practical route for interstellar travel, Lubin and his colleagues suggest that alien civilization may currently use lasers to help explore the cosmos. They suggest that SETI projects should look for telltale signs of such technology.

Lubin presented his latest work in a talk on January 25 at Harvard.

https://bit.ly/3iJUBvp

Women's haircut prices

Year in review: New algorithm quickly spots identical networks

SAME GRAPH, DIFFERENT SHAPE  These two graphs might look different, but each circle on the first graph corresponds to one on the second, connecting to the same other circles. Mathematicians call the graphs “isomorphic.” This year, computer scientist László Babai presented an algorithm that could overcome computers' longstanding difficulty in comparing such graphs. 

BY 

ANDREW GRANT

The fraternity of problems that confound computers has lost a prominent member. Computer scientist László Babai presented a new algorithm this year that efficiently tackles the graph isomorphism problem. It’s a type of problem that computers struggle to solve, even though a solution provided in advance is easily verified. Assuming it is confirmed, says Stanford theoretical computer scientist Ryan Williams, this is the biggest advance in the field in more than a decade.

The problem requires computers to compare two graphs, or networks of connected points, and determine whether all points are linked in the same way. Previously, the time required to solve the problem rose nearly exponentially with graph size. Babai’s algorithm, born from decades of mathematical effort, keeps the required computing time under control by solving even the hardest cases in what’s called quasipolynomial time (SN: 12/12/15, p. 6). Babai’s proof may provide insights for factoring large numbers and cracking other problems with easy-to-check, hard-to-solve status.

Как выбрать идеальное растительное масло

Видеоряд к НЛП

Year in review: Gaps in brain nets might store memories

A HOLEY HYPOTHESIS  Scientists are giving new attention to the holes in nets (green in the three images above) that envelop nerve cells in the mouse brain.

BY 

LAURA SANDERS

Nets that stretch across nerve cells in the brain may store long-term memories, scientists proposed this year (SN: 11/14/15, p. 8). The new idea attempts to explain a great mystery — why some memories last a lifetime even though the molecules thought to store them are routinely destroyed and recreated.
In studies in mice, Sakina Palida of the University of California, San Diego and colleagues found that some components of tough, durable webs known as perineuronal nets can last up to 180 days. What’s more, these nets of proteins and carbohydrates blanket nerve cells across the brain, not just in select areas. New synapses — communication links between nerve cells — poke holes in the nets, leaving behind a pattern that could hold long-term memories. Mice that had trouble making holes in their nets were worse at remembering a fearful signal weeks later, early experiments showed.
The proposal may help explain why people don’t remember events from their first years of life, Palida says. Early on, nerve cells aren’t yet extensively wrapped in perineuronal nets.

6 версий появления человеческого интеллекта

В научном сообществе споры на тему обретения «человеком разумным» интеллекта не утихают до сих пор. Казалось бы, теория эволюции Дарвина явственно говорит о том, что наш вид произошёл от обезьян. Но как же так случилось, что некоторые особи резко поумнели, а остальные так и остались обезьянами?

Действительно, так и не решённым остаётся вопрос, почему сейчас есть мы, люди, и есть обезьяны, из которых мы вроде как вышли, но сами они не очень-то спешат превращаться в людей. Давайте попробуем разобраться какие именно теории появления интеллекта у древнего человека сейчас выдвигают учёные.

1. Генетическая мутация.

Любые эволюционные изменения, известные современной науке могут происходить двумя способами:
Первый — микроэволюция, это небольшие, постепенные изменения, в течение длительного периода времени.
Второй — макроэволюция, резкий эволюционный скачок в развитии какого-либо организма.
О том, как эти два способа взаимодействуют между собой, учёные так же спорят до сих пор. Одна из теорий носит название «макромутация», то есть спонтанное генетическое отклонение, в результате которого одна особь получается совершенно «особенной», не похожей на своих родственников. Настолько не похожей, что по сути, уже образует собой новый биологический вид.
Колин Блэкмор нейробиолог из Оксфордского университета полагает, что с человеком когда-то произошло то же самое. Один из наших далёких предков уродился с тяжелым генетическим дефектом, который сделал его или её чуть умнее остальных древних людей. Это была абсолютная случайность, которая оказалось довольно полезной с точки зрения выживания, и этот человек передал свой «дефект» по наследству.

2. Особые гены в ДНК.

Исследователи, участвующие в работе по расшифровке генома человека обнаружили в нашей ДНК нечто совершенно уникальное: удвоенный ген SRGAP2, который, как известно, отвечает за развитие мозга.
Ни у одного другого примата, да и вообще ни у одного живого существа на планете ничего подобного не наблюдается. То есть, по всей видимости, в какой-то момент человеческой истории в генах наших предков произошёл некий сбой, в результате которого мы и обзавелись этим геном.
В действительности у нас есть несколько копий SRGAP2, которые, в основном, представляют собой «генетический мусор» и называются SRGAP2B и SRGAP2D.
А вот SRGAP2C — это полностью функциональная копия SRGAP2, которая в случае чего может замещать исходный ген. Когда мышам имплантировали SRGAP2C, то исходный ген выключался. Если представить эту систему в виде программного обеспечения, то SRGAP2C будет развитием мозга версии 2.0, который должен удалить версию 1.0, чтобы работать корректно.

3. Развитие мозга связаное с прямохождением.

Одна из уникальных особенностей человека — это мягкие роднички на черепах младенцев. Эти не защищённые костями зоны облегчают новорождённому прохождение родовых путей и затвердевают только к двум годам. Другим приматам такие особенности не нужны — просто потому, что они не двуногие, и родовые пути у них значительно шире.
Изучая хорошо сохранившийся череп ребенка австралопитека, учёные обнаружили, что у наших предков, которые только-только научились ходить на двух ногах, тоже был более крупный мозг, чем считалось ранее, и черепа у древних детей тоже были мягкими. Ранее учёные были уверены, что эта особенность развилась у нас значительно позже, и что наше прямохождение — только следствие развития мозга. А теперь, получается, всё было с точностью до наоборот — сначала мы научились ходить на двух ногах, вследствие чего появилась необходимость в изменении родовых путей. Это привело к возникновению мягкого черепа младенцев, за чем, в свою очередь, последовало усиленное развитие мозга, и теперь наш мозг может расти до двух лет.

4. Человека из обезьяны сделали галлюциногенные грибы.

Одну из наиболее спорных теорий о развитии человеческого мозга выдвинул в начале 1990-х американский философ, эколог и адвокат Теренс Маккена. Согласно этой теории, древний человек наткнулся где-то в Северной Африке на необычные грибы и решил их попробовать. Грибы оказались галлюциногенными. Они вызывали в центральной нервной системе древнего человека яркие, странные зрительные образы, требовавшие понимания и анализа. Это подтолкнуло примитивный мозг к интенсивному развитию, и постепенно в нём сформировались новые структуры. Выходит, что благодаря грибам человек превратился в мыслящее образами существо. Потом из образов возникли символы, а от символов — рукой подать до связной речи. То есть, по Маккене, галлюциногенный гриб и есть то самое «недостающее звено», которое позволило обезьяне стать человеком.
Справедливости ради, стоит отметить, что эту теорию в научном сообществе никто никогда всерьёз не принимал, её проверкой никто не занимался, так что реальных данных, которые могли бы её поддержать, на настоящий момент не существует.

5. Человеческий мозг развивался благодаря мясу и костру.

Согласно теории антрополога Гарвардского университета Ричарда Рангхама огромную роль в развитии человеческого мозга сыграло приготовленное на огне мясо. По тем свидетельствам, которые у нас имеются, можно предположить, что человек начал разводить огонь и научился использовать его для приготовления пищи примерно в тот же период, когда у него увеличился размер мозга, уменьшились размеры кишечника, челюстей и зубов.
Готовка позволила затрачивать на еду меньше времени и сил, и получать из неё больше калорий. А человеческий мозг, как известно, потребляет примерно четверть всей энергии организма, именно ему и доставались лишние калории. Стало быть, обработка продуктов оказалась для развития мозга необычайно важным обстоятельством. Человеку больше не приходилось тратить полдня на пережёвывание жёсткого мяса. А образовавшееся свободное время можно было потратить с пользой — на создание орудий труда, к примеру, или обработку земли. Или на общение с себе подобными.

6. Наши предки были шизофрениками.

В 1970-х годах психолог Джулиан Джейнс выдвинул теорию так называемого «двухпалатного разума». Опираясь на античную литературу, Джейнс доказывал, что древние не обладали привычным нам сознанием — не планировали своих поступков, не принимали решений. Все их действия были подчинены указаниям «богов», или «голосов».
Джейнс пришёл к выводу, что разум наших предков был «двухпалатным», что было обусловлено двухполушарным устройством головного мозга. В привычных ситуациях человек руководствовался привычками и инстинктами, а когда возникала проблема, требующая нестандартного разрешения, то подключалась та самая «вторая палата», которая находится в правом полушарии. По представлениям Джейнса, полушария человеческого мозга — это вообще два отдельных органа. Левое полушарие отвечает за выполнение повседневных задач, правое — за память и решение «особых» проблем.
У древних, — полагает Джейнс, — в отличие от нас, полушария не были связаны напрямую. Следовательно, самосознание было им не доступно. Зато правое и левое полушарие были связаны с языковым центром в мозге, чем и объясняется возникновение галлюцинаций. То есть одна половина мозга «вещала», а вторая воспринимала эту информацию, как «голос свыше».
Джейнс считает, что своего рода пережитками такого сознания можно считать феномен «воображаемого друга» у детей и психические расстройства, связанные с «расщеплением личности». Кроме того, на теорию Джейнса работают и многочисленные истории о некоторых необъяснимых психических феноменах, которые возникают в стрессовых ситуациях.